Друзья познаются в огне [litres] - Леонид Андреевич Андреев

искусства», а затем, взяв из рук Гульнар её куклу, произнёс:

— Подожди меня здесь, я скоро.

И Пётр заполз в своё глиняное жилище. Не прошло и пяти минут, как он вновь выполз из своей каморки. В руках у него была существенно преображённая куколка Гульнар с нарисованным фломастером личиком.

Счастью девочки не было предела. Потому что, чтобы подарить ребёнку счастье, вовсе не нужно что-то сногсшибательное и дорогое, достаточно простого внимания к её детским чаяниям.

Окрылённая радостью, Гульнар обняла за шею Петра и поцеловала в висок. Её мать, случайно увидев свою дочь возле шурави, сорвалась с места и, подбежав к дочери, отлупила её по заднему месту, а затем, плачущую, уволокла в дом. Пётр не обиделся на эту неприязнь к его персоне. Он задумался над тем, что при определённом старании, даже будучи инвалидом, можно что-то делать, а не прозябать и быть для окружающих непосильным и утомительным бременем.

Через некоторое время к нему заглянул мальчишка, потом второй, а затем, осмелев, ввалилась весёлая компания из нескольких мальчишек и девчонок, наперебой просящих сделать какую-нибудь игрушку.

Пётр вновь очутился в своей любимой стихии. Единственно, чего не хватало, это подручного материала и специального инструмента, потому что даже острого ножа было недостаточно для производства поделок. Подручный материал моментально приволокли мальчишки и девчонки, втихаря утащив из своих домов. И на глиняном полу образовалась целая куча всевозможных цветных тряпочек, дощечек и соломы.

Не откладывая в долгий ящик, под восторженные взгляды афганских ребятишек Пётр приступил к работе. Ах, если бы у него была кисть левой руки, он бы сотворил чудо! Но всё равно, крепко зажав изделие локтевым суставом левой руки, правой Пётр непрерывно что-нибудь мастерил. Кроме того, это такое счастье — творить! Уже были сделаны два кораблика с разноцветными парусами для мальчишек и три куколки для девочек. Ребята тоже, как могли, помогали ему, поднося или держа какой-нибудь предмет. К вечеру, сильно устав, Пётр прекратил работу и попросил ребят удалиться, чтобы отдохнуть. Несмотря на свалившуюся усталость и резкую боль в культях ног, Пётр был страшно доволен и вскоре тут же уснул прямо на глиняном полу.

На следующий день «слава» о нём разнеслась по всему кишлаку благодаря неугомонным сорванцам. К полудню его посетили два старейшины и, немного поговорив, предложили делать поделки для продажи в небольшом городке, который находился далеко от их кишлака. Пётр был на седьмом небе. И началось. Первым делом он соорудил себе плоскую инвалидную коляску из принесённых жителями кишлака материалов, и жизнь сразу намного усовершенствовалась. Вскоре вдоль стен его убогой лачуги восседали весёлые петрушки, куклы и стояли кораблики. Кроме того, Пётр не чурался ремонтировать не весть какую бытовую технику, приносимую жителями кишлака. Жители же приносили ему еду. А всё детское население души не чаяло в шурави. Когда коляска Петра застревала в «зыбучих» песках кишлака, ребятишки шумной ватагой вытаскивали его, а затем на верёвке тащили коляску к месту назначения. Кроме того, афганские ребятишки существенно помогали Петру в его творческой работе. Мальчишки делали заготовки для поделок, а девочки обшивали готовые куколки платьицами и прочими украшениями. Когда Пётр самоотверженно работал, то распевал русские народные песни. И однажды, выползая из своей лачуги, обнаружил рядом с ней некоторых жителей, которым очень нравились эти песни.

Но, несмотря на всё это, многие жители продолжали чураться его, в особенности мать Гульнар — Аиша, у которой муж погиб на войне. Она наказывала дочь, если та была возле Петра вместе с остальными ребятишками. Но девочка не боялась побоев матери.

Гульнар часто приходила к Петру, когда он отдыхал у порога, устав от нелёгкой работы. Девочка садилась рядом и грустно смотрела на его мозолистую ладонь. Пётр её как-то спросил:

— Ну что, Гульнар, опять тебя мамка ругала за то, что ты с ребятами ходишь ко мне?

— Ну и пусть, — насупилась девчушка. — Мамка говорит, что ты плохой шурави, что ты убил моего папку. А я не верю. Разве ты мог это сделать без ножек? Разве бывают дядьки злыми, если делают таких добрых и хороших куколок? К тому же ты похож на моего папу.

У Петра подступил ком к горлу. Он нежно обнял худенькую девчушку и, забывшись, тихо промолвил по-русски:

— Ты очень добрая девочка, совсем как моя доченька Мариночка.

Однажды, после своих разбойных вылазок, в кишлак заявились моджахеды, чтобы укрыться и отдохнуть среди мирного населения. Немного погодя в гости к Петру пожаловал их командир, который когда-то распорядился оставить Петра в живых и вылечить. Он долго стоял в его жилище, разглядывая многочисленные весёлые поделки, теснящиеся на полочках, затем произнёс:

— Вот. Лучше радовать людей, чем убивать их.

Затем он обратился к своим людям:

— Почему до сих пор этот неверный не мусульманин?

— Мы пытались, но он неисправимый православный, господин.

Командир моджахедов минуту постоял молча, сурово глядя на капитана Дарьянова, затем философски произнёс:

— Ладно, раз верит, значит, бог един.

Пётр прочитал в его глазах некую благосклонность к нему и, воспользовавшись этим моментом, произнёс по-афгански:

— Командир, переправьте меня в Союз, иначе я здесь сгину. Зачем я вам здесь нужен такой?

— А ты уверен, что там, в Союзе, ты им нужен такой? Хорошо подумай, шурави Пиота, а там посмотрим.

Когда Пётр сидел на улице, к нему подходили его бывшие враги и всё ещё с опаской и каким-то внутренним трепетом смотрели на когда-то устрашающего шурави Дарьяна, наводящего смертельный ужас на духов. Среди них нашёлся и такой, который участвовал в последнем бою у вертолёта. Его звали Рахим, он был миномётчиком. Подойдя вплотную к Петру, он с нескрываемой злобой рассмеялся и с издёвкой произнёс:

— Ну что, шурави Дарьян, вырвали твоё жало?! А ведь это я тебе миной ноги оторвал, чтобы ты больше не топтал нашу священную землю. Вот и сиди теперь вместе с собаками. Никому ты теперь не нужен, пёс паршивый! Ни себе, ни семье, ни твоему долбаному государству. Уродина!

Товарищи Рахима не одобрили его выходки, тем не менее промолчали и вместе удалились на вечернюю молитву.

Пётр медленно заполз в своё логово и, закрыв лицо рукой, начал неистово кататься по полу, издавая звериные стоны.

Сквозь пелену слёз он глянул на своих смеющихся кукол и в бешенстве заорал:

— И вы смеётесь надо мной?! Смейтесь-смейтесь, теперь это всё, чего я достоин!

Но куклы не смеялись. Своим воспалённым разумом Пётр услышал голос Петрушки:

— Петенька, брат мой, если мы не будем смеяться, ты умрёшь.

Затем заговорили другие куклы:

— Петя,